Книга Корвус Коракс  - Лев Гурский

– Маленький, кудрявенький, – подумав, сообщила регистраторша. – Лет тринадцати. Учится вроде бы во вторую смену. А фамилии и адреса сдатчиков у нас не фиксируются. Но я знаю, что он обычно ходит к передвижному пункту сбора вторичных носителей, на углу Моховой и Воздвиженки. Там, наверное, недалеко и его школа.

В огромной Москве мальчик без фамилии и адреса – это меньше, чем иголка в стоге сена. И все же кое-какую полезную информацию я добыл: у меня есть примерный его возраст, приблизительная внешность и точный район, где его обычно видят. Плюс к тому мне известно его хобби – птицы. Эх, узнать бы еще, как его зовут!

– А имя его не помните? Ваш приемщик как-то его называет?

– Ипполит… Нет, не Ипполит, но похоже на Ипполит. Только еще длиннее и тоже на букву «И»… Инно… кентий. Иннокентий.

О-о-о, тезка! Мне везет. Мысленно я возблагодарил Фортуну. Будь мальчик-птицелов Сергеем или Денисом, все могло быть значительно хуже. Правда, школьника Ипполита искать было бы вдвое проще, но и Кеш в Москве тоже, по счастью, не перебор. Мое имечко не модное, не громкое и не гламурное. Если я бы вдруг затеял городской слет юных Иннокентиев, столпотворения уж точно не случилось бы.

– Спасибо, – сказал я регистраторше. – Вопросов больше нет…

За воротами «Мосфоно» ко мне присоединились Эрик с Эдиком. Они возникли как будто из пустоты: только что я шел по улице Мосфоновской один – и вдруг нас оказалось уже трое.

Несколько минут мы шагали молча. По сочувственным лицам братьев Бестужевых я догадывался, что в мое отсутствие произошло нечто из ряда вон выходящее. То ли ангел спустился с неба, то ли бронзовый уродец-монумент заговорил, то ли господину Бучко вдруг доверили исполнить партию дисканта в рекламе ореховых батончиков.

– Эх, Кеша, немножко ты не успел! – в конце концов не выдержал Эрик. – Не хотели тебя расстраивать, но ты пропустил такое шоу!

– Намного интересней, чем даже парад-алле с пони, тиграми и слонами, – поддержал брата Эдик. – Первый раз в жизни видим, как задерживают настоящего иностранного шпиона! Кеш, ты только представь: прямо тут, не доходя ворот, охрана его и повязала.

– Японца? – Я сразу вспомнил ту пару туристов с планшетами.

– Может, он и японец, но… – Эрик с сомнением прищурился.

– …но больше похож на таджика, – уточнил Эдик. – Ты, наверное, видел его, такой с загипсованной рукой. У него там в гипсе было место для небольшой птички с красненьким затылком…

Красноголовый королек, сообразил я. Самый мелкий из носителей. Его можно засунуть куда угодно, хоть в сигаретную пачку. Запись выйдет не слишком качественной: до студийной недотянет, но как черновая сгодится. Ну и ну! Королек – птичка не из дешевых, она простому гастарбайтеру не по карману. Кто-то из конкурентов «Мосфоно», видимо, очень хотел получить отчет, что тут творится. Мир шоу-бизнеса коварен. Свежих идей мало, нахлебников много.

– А здешние секьюрити, – смекнул я, – оказались на высоте…

– Вот-вот, на высоте, – тотчас же согласился со мной Эрик. – Настоящие профи. Орлы. Если уж кого возьмут на заметку, такой досмотр ему учинят – тюремный шмон по сравнению с ним детская щекотка. Внимательные – жуть. Макового зернышка не вынесешь.

Убедившись, что мы отошли уже довольно далеко от «Мосфоно» и из будки охраны нас не видно, оба брата остановились и принялись извлекать из-за пазух попугаев. Действовали они методично и без суеты. Доставали по одному, подбрасывали в воздух, вынимали следующего… Второго, третьего… пятого… десятого…

Вскоре я уже перестал считать и только смотрел, как стремительно исчезают в небе розовые жако, желтохохлые какаду, зеленокрылые ара… Быть может, некоторые из них сумеют вернуться к себе в Африку или в Австралию, но большая часть этой живой радуги останется в Москве – что, если вдуматься, тоже неплохо. Даже без записей такие носители стоят дорого, а теперь каким-нибудь простым москвичам повезет заполучить этих красавцев даром.

– Мы стащили тех, которые выглядели подороже, – объяснил мне Эрик, когда последний попугай скрылся за деревьями. – Из вредности. Уж больно нам не приглянулся этот твой Бучко.

– Когда ты ушел, он нам деньги предлагал, – сообщил Эдик. – Вот ведь гад, а? Хотел, чтобы мы тебя кинули и работали на него.

– Но мы, конечно, отказались, – с гордостью добавил Эрик, – и все его гнусные деньги полетели обратно в его гнусную морду…

– Точнее, ему показалось, что все… – ухмыльнулся Эдик, – кое-что нечаянно не долетело. – Он вытащил из кармана приличных размеров комок тысячерублевок. – Робингуды мы или кто? Наши старички из Дома ветеранов цирка уже соскучились по деликатесам. Ты, кстати, не знаешь, почем сейчас черная икра и французский коньяк?

Глава седьмая. Кеша на допросе

Школу я вычислил легко. Если взять карту Москвы, совместить острие воображаемого циркуля с пунктом приема вторичных носителей на углу Моховой и Воздвиженки и мысленно провести окружность радиусом в пять кварталов, то в круг попадут всего три учебных заведения. Интернат имени графини Уваровой отметаем сразу – он только для девочек. Лицей номер 1231 с углубленным изучением иврита и хинди тоже вычеркиваем – там нет второй смены. Остается средняя школа номер 1223. Улица Знаменка, дом 12, корпус 2.

Представьте себе здание типовой постройки: три бледно-розовых трехэтажных параллелепипеда, которые соединены между собой в виде лежачей буквы «П». Заранее известно, что в левой ножке буквы-великана – спортзал и медпункт, в правой – столовая и туалеты, а там, где у буквы «П» перекладина, засели, как сытые пауки, директор с завучем. По-моему, вся школьная архитектура у нас придумана еще в середине ХХ века. Она надежна на двести процентов, но и предсказуема до мелочей: не заблудишься, не потеряешься, не уклонишься в сторону – коридоры выведут тебя куда надо. От Калининграда до Владивостока повсюду одно и то же. В подвале – бойлерная, на крыше – ветряк, на этажах – по две конические урны, на стенах – наглядная агитация. Скучища.

Как я и ожидал, уже на подходе к заведению номер 1223 замаячила клумба с пыльными георгинами. За клумбой – кто бы сомневался? – начиналась широкая лестница (ровно семь ступенек, можете не пересчитывать), которая завершалась дверями под прямоугольным козырьком. Но я, конечно, не попер напролом, а зашел с тыла.

Осмотрительность – сестра мудрости. Законы о голубиной почте по-прежнему запрещали использовать охранных страж-птиц вроде сапсанов или беркутов, но некоторые директора втихую подкармливали из школьного бюджета зорких черных ласточек, готовых прицельно испачкать одежду всякому, кто войдет в главную дверь без спроса или сбежит до звонка на перемену. Система была старой, но верной. Так что лучше не рисковать.

Узкая дверь полуподвального запасного входа оказалась там, где она бывает всегда, – недалеко от основания левой ножки буквы «П». В низеньком предбаннике два крепких недоросля с красными повязками дежурных, отвернувшись от двери, сосредоточенно играли в слова на аспидной доске. Тот из недорослей, что повыше, габаритами смахивал на шкаф, а второй – на увесистую тумбочку. Либо они только начали новую партию, либо мне попались редкостные тупицы. Из слова «кораблестроение» эти двое сумели пока извлечь лишь «робу», «бак», «брак» и «бар».